Можно было и не говорить лишнего - все по-запаху прелой травы добрались бы до знакомой дырки возле калитки у жёлтых ворот - назови только время... А время уже назвали! 

И тут можно понять Александра Васильевича Овсиенко - он не совсем уловил тезис сборов в 15-00 на "Фуршете"... Ибо всё началось в хозяйственной зоне пионерлагеря пятью часами ранее. Но не всё же по штативу!

В итоге сборов к 18-00 подтянулись все, кто смог. А СМОГ от костров над лагерем был ещё ТОТ... Третий корпус всё также радушно открыл свои палаты и снял с петель двери в терпеливом ожидании своих старых знакомых. Своих всех тех, кто плодовито обписывал чугунные унитазы его уборных в неповторимо нежном возрасте. Всех тех, кто предметно раскрашивал матрацы шариковой ручкой в тщетной надежде войти в его историю. Тех всех, кто всё же дополз сегодня в тщедушном возрасте до его скрипящих коек и бросил последние силы обезвоженного организма на ржавые рамы и тонкие ножки своего пионерского вчера... 

Территория детства, где тебе ничто не угрожает, кроме личных пагубных привычек, всё также по-дружески отпила с горлышка зелёного стекла октябрьского неба и по-братски «занюхала» плешивым рукавом вечерней хвои с КАЖДЫМ из тех, кто не «подшился» раз и навсегда употреблять запоем её реликтовый воздух.

Из года в год продолжающаяся пьянка не подорвала веры в благополучный исход дружбы между футуристической формацией пионеров-героев и закоренелым на марксистко-ленинских шутках предпенсионным вожатским корпусом. Даже наоборот обострила ожидание новой встречи... Отточила обоняние дешёвых копчёных крылышек и добавила осязания таких же родных и понятных тебе сегодня влажных от счастья глаз всего через стол с закусью от тебя...

Степенность, выдержанность и ожирение кризисного возраста не дало возможность нахлынувшим чувствам реализовать себя в матерщине, дебоше и монтировщине!  Мотивация на созидание дала нам понимание многих второстепенных ранее фактов из жизни. Например: почему звёзды лучше видны с балкона над ступеньками, а Саныч никогда не ночует в одной и той же палате дважды. Почему Вадим Валевский засыпает с бутылкой в тумбочке, а похмеляется утром на хоздворе с багажника неизвестного ему автомобиля. Отчего в «Медике» никогда не поют песен, пока в третьем корпусе не потушат свет. Это и многое другое становится очевидным, если смотреть на вещи не из-за масляного радиатора, подключённого от одной рабочей розетки в палате Лактионова Андрея, а в халву сточить передние резцы от холода, укрывшись до волосяного покрова дырявым матрацем. Благо утро, приходит всегда вовремя: с опухшими от ночи друзьями и горячим чаем, иначе Женю Москаленко вряд ли посадили за руль собственного авто и доверили везти на Киев с два десятка задубевших пионеров…

И что хочется сказать в заключение. Ни в этот, ни в другой раз -  мы все вряд ли забудем всё, что было спето на пионерском пожарище ночью. Мы вряд ли споём это ещё раз или лучше. Так как никто сейчас не упомнит, что же конкретно мы спели на костровой, кто собственно туда дошёл и главное, как добрался обратно. Субъективно да. Но наверняка – нет.

Должно, наверное, пройти какое-то время, прежде чем затянутся стерильные раны души от встречи с увиденным, выпитым и услышанным в те неспокойные сутки. Должны промелькнуть не одни удручающие выходные, прежде чем пепелище зарастёт травой и покроется соснами, чтобы уже никто не смог и с миноискателем определить заветное место наших дурацких выходок и бесполезных споров в умеренном климате Конча-Заспы…

Память костра на наших закатных лицах, в каждой искорке глаз похожих на наши, но двадцатью годами ранее, в другой стороне горизонта...

Что же на завтра? А на завтра снова пробки мегаполиса, привычная перспектива выборов и пол литра в тоскливом одиночестве себя, в светящихся локациях улиц, в заученных на память фотоснимках...